Чем привлекает молодых "Исламское государство"?

Бросить семью и друзей, чтобы отправиться на Ближний Восток воевать за торжество норм шариата – поступок на грани безумия. Однако среди таких авантюристов немало образованных молодых людей из благополучных (и далеких от ислама) семей. Зачем они едут в ИГИЛ, и какую роль здесь играет интернет? Мы попросили психолога ответить на наши вопросы.

27 мая студентка философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Варвара Караулова поехала в университет, как обычно. Однако домой она не вернулась и на звонки не отвечала. По пеленгу телефона ее удалось обнаружить в Турции. Как она там оказалась? По словам отца Варвары, в последнее время она увлекалась исламской культурой, учила арабский язык. Однако, как выяснилось, реальные масштабы этого увлечения были неизвестны никому. Девушка уже некоторое время вела двойную жизнь: уходила из дома в обычной одежде, а в университете переодевалась в черные длинные юбки и надевала хиджаб. 4 июня она была задержана в числе группы других иностранцев при попытке перейти границу с Сирией, а затем депортирована в Россию. Обвинений ей пока не предъявлено, она проходит по делу как свидетель.

Родственники считают, что девушка могла быть завербована ИГИЛ («Исламским государством Ирака и Леванта») – террористической исламской организацией, которая действует на территории Ирака и Сирии. ИГИЛ нацелен на создание государства на принципах шариата и бескомпромиссную борьбу со всем, что не соответствует этим принципам. Мотивы Варвары Карауловой еще не до конца ясны, но случаи вербовки исламистами благополучных молодых людей время от времени становятся известны, и происходит это не только в России, но и в Европе. Как вовремя распознать опасность и что делать, если ребенок уже попал под влияние вербовщиков, объясняют основатель Центра предотвращения сектантской деятельности исламских группировок (Франция) , религиовед Дуня Бузар и консультант Центра – психотерапевт Серж Эфез.

Почему молодые люди выбирают путь исламского радикализма?                               Серж Эфез:

Вероятно, потому что вербовщики предлагают им то, чего им не хватает и к чему они стремятся, - определенность. Взрослея, каждый из нас проходит через период вопросов: «Кто я такой? Кем я хочу стать? Что для меня важно и ценно?» Эти вопросы формируют нашу идентичность. С одной стороны, поиски ответов приводят к пересмотру родительских установок. С другой – удовлетворяют любопытство подростка, его интерес к тем сигналам извне, которые отвечают его внутренней тяге к обретению ценности. Виртуальная среда сегодня может предложить подростку почти мгновенный ответ, модели поведения, сильные образы, с которыми он может идентифицироваться. Исламская риторика основывается на отделении чистого от нечистого, правды от лицемерия, силы от слабости. Сетевые сообщества исламистов привлекают подростков тем, что противопоставляют окружающей неопределенности и сложности простые решения: для девушек – высокая любовь, приверженность семье; для юношей – война во имя высшей справедливости.

Каждая история развивается по-своему, но общая черта во всех случаях: у ребенка появляется другая жизнь – виртуальная, скрытая, в которой господствуют совершенно другие нормы, отличные от тех, что приняты в семье. И родители могут узнать о ней в самую последнюю очередь. Даже относительно благополучные подростки оказываются увлечены идеей, которая дает им заманчивую возможность во всем противопоставить себя родителям. Точно они не осознают, что за эту возможность они рискуют заплатить жизнью. Процесс развивается стремительно: интернет позволяет очень быстро создавать себе новую идентичность, которая как будто не имеет ничего общего с прежней. Подобно одежде, - подростки верят, - можно поменять тело, жизнь, судьбу по своему вкусу. Как в видеоигре. Боевики – исламисты отлично изучили этот процесс, его простую и малозатратную суть, и без колебаний используют европейских подростков в качестве боевых единиц. Долговременная опека родителей, социальная неадаптированность, ранняя интеллектуальная развитость в сочетании с эмоциональной незрелостью – все это черты, которые усиливают вероятность попадания ребенка в «группу риска».

Как распознать, что подросток попал под влияние радикалов?                                       Дуня Бузар:

Существует четыре тревожных признака. Главный симптом здесь – разрыв связей, а не религиозность. Первый признак: отказ от общения с друзьями, близкими, партнером. На этой стадии родители часто слышат от ребенка что-то в этом роде: «Я больше не общаюсь с ним (ней), он (она) не настоящий (ая), он (она) не может понять меня, мне не о чем с ним (ней) говорить…». Вторая фаза радикализации – отказ от прежних форм досуга, прежних увлечений. Все жертвы вербовки бросают занятия спортом, музыкой, живописью. Фундаментальная риторика отвергает эти занятия под разными предлогами. Вербуемому внушают, что это может помешать его великой миссии или что эти занятия идут от дьявола и отвращают его от истины. На третьей стадии происходит разрыв со школой и обучением. Это происходит быстро и жестко. Вербовщики объявляют, что преподаватели своими речами пытаются усыпить других, что они заодно с врагами, они составили заговор с целью помешать другим воспользоваться знаниями и властью, они пытаются помешать революции.

В последнюю очередь наступает стадия, которую нужно избежать любой ценой: разрыв с семьей. Виртуальное братство одерживает верх над семейными узами. Между детьми и родителями возникает чувство отчуждения. Родителям кажется, что их ребенок не такой, как прежде, что он говорит как робот, ничего не чувствует, что он полностью переменился. В этот момент вербовщики от подростков часто требуют разорвать семейные фотографии, чтобы чувства не смущали их разум. Опытные манипуляторы знают, что этот этап – самый трудный. Они пытаются вызвать у подростка ощущение, что он сам сделал выбор, играя на их чувстве вины: «Если твоя мать тебе дороже, чем мир, чем Бог, можешь не насиловать себя. Остайся средя спящих».

Что могут сделать родители, чтобы сохранить возможность диалога с ребенком, который подвергся влиянию вербовщиков?

Не стоит пытаться «дискутировать» с ребенком, которым манипулируют, взывать к его разуму или пытаться предупреждать его о последствиях. Если родители будут говорить с ребенком с позиции знания или силы, они лишь усилят отторжение, поскольку вербовщики умеют предвидеть вашу реакцию и трактовать ее в свою пользу. Напротив, задача в том, чтобы пробудить в подростке маленького мальчика или девочку, которые еще живут у них внутри. Эта методика называется «прустовская «мадленка», и она направлена на то, чтобы добраться до бессознательного в ребенке, до его истории, призвать на помощь его воспоминания, фотографии, запахи, жесты, память об определенных ситуациях.

Поросток должен сам осознать слабое место радикального пути, самостоятельно отличить правду от лжи. С этого начинается его освобождение. На этом этапе помощь психолога или психоаналитика особенно важна. Когда подросток вновь нащупывает твердую жизненную почву, он оказывается в «серой зоне» - подвергается риску депрессии. Он больше не знает, кому верить, и утрачивает веру в себя. Чувство дезориентации может быть очень серьезным, иногда с признаками паранойи и шизофрении. С этого момента ребенку обязательно нужно участие психологов, которые могли бы сказать: «Мы здесь, с тобой, мы можем позаботиться о тебе». Это самый тяжелый момент, когда шанс сорваться и повернуть обратно к зависимости, особенно велик.